Она действительно так наивна или просто издевается над нами, эта Казанцева?

И в платье из дешевого поплина

Я ночью выходила на балкон,

Пила вино болгарского разлива

И больше не жалела ни о ком.

Вот такие простенькие песенки в шестнадцать строчек длиной. И все - о трудной женской доле, о неразделенной любви. И это - после Ахматовой и Цветаевой? Отчаянную нужно иметь храбрость, чтобы так писать, и потом это еще и петь. Есть же изысканная Ахмадуллина. А в авторской песне – умная и несчастная Вероника Долина. А тут... Просто безобразие какое-то.

Многим кажется - уж если поэзия, то обязательно как Бродский, длинно и виртуозно. В крайнем случае, как Визбор, просто и задушевно. А это что? "Прямо как у нас в подъезде пели. Разве это стихи?"

Я неслабый спортсмен, я почти супермен,

Но я молод и в этом загвоздка.

Ты смеешься в глаза, но смеяться нельзя

над израненным сердцем подростка!

И это – поэзия?
Именно так, граждане, как выразился тот же Бродский, «второсортной эпохи».

Какое время, таков язык поэзии. Перед вами - высокая подъездная лирика. Высокая не оттого, что дома многоэтажные. Это, конечно же, новый лик современного городского романса. Притом, с точки зрения формы - это высший поэтический пилотаж: легкость, почти прозрачность стиха, сдержанное изящество и класс.

Вам двадцать два, мой лейтенант, и мы не пара.

Мне тридцать три, и я читаю между строк,

Что надоела шестиструнная гитара,

Что надо ехать, надо ехать - вышел срок...

Если бы только стилизация, это и другие умеют. Например, Шаов - виртуоз игры стилями. Или тот же Щербаков. А уж Ким - нужно ли говорить? Классик.

Только ведь стилизация - это полное отсутствие наивности, преодоление низового наивного стиля культурой. То есть приходит человек с высшим филологическим образованием, берет простую народную песенку. И пишет как бы на полном серьезе: "Губы окаянныя, думы потаенныя, бестолковая любовь, головка забубенная..." А это "как бы" все равно чувствуется. И понимаешь, что Корнель и Расин этой забубенной головушкой прочитаны, пусть и не в оригинале.

И Казанцева, в общем, отсюда. Ну не Расин, так Сартр. Или письма Франца Кафки незнакомой гражданке Н. Однако стилизация имеет свою систему ценностей, иерархию верха и низа. Это тонкое наслаждение, для тех, кто понимает. И немного снисходительная улыбка автора тем, кто принимает за чистую монету.

Здесь-то и начинаются казанцевские тайны, ее маленькие хитрости вперемешку с «ихней» логикой - словом, "весь этот милый женский антураж". С одной стороны - наивность, с другой - ее преодоление, культура. Все на месте. Только неясно, где верх, где низ. И победа иронии и культуры чисто внешняя.

…не хватает ерунды -

мальчика, мальчишечки – черноглазого.

Я читала в книжках много разного.

Бесполезны эти книжки,

если в доме нет -мальчишки.

Ирония? Стилизация? Ну, конечно. Наивность высмеяна? Снята игрой? "Ваша карта убита", - как говаривали в старину. А вот и нет. Не убита эта карта. Наивность совершенно неожиданно побеждает - культуру, иронию, и саму игру стилями.

Совершается обратный переворот айсберга. Вдруг понимаешь, что, при всей иронии и культуре, она говорит именно то, что хочет сказать. Бесполезны эти книжки. Так оно и есть - бесполезны. Куда им против мира? И улыбнешься над собой, наивным дурачком, и вздохнешь. И будешь дальше книжки читать. А все же...

Он прислал мне телеграмму,

Я ждала его живьем.

И теперь мы с телеграммой

Эту песенку поем.

Ей очень нужно, чтобы живьем. Телеграммы, и прочая высокая литература - это все слова. И это "живьем" превращено ею в стихи, то есть в те же слова. Те же, да не совсем - это как лента Мебиуса: голова начинает кружиться, как только пытаешься рассмотреть устройство этих простеньких песенок.

Можно назвать это - Новый наивный стиль. Semplice stil nuovo. Звучит красиво, но что кроется за этой дверцей?

Настоящая поэзия неуловима. Чувствуешь ее присутствие сразу, кожей, теми самыми «пупырышками». А в руки не дается, в смысле – по полочкам не раскладывается. Дурацкая привычка рационалиста – на все наклеивать этикетки. Что есть поэзия Казанцевой? Любовная лирика? Ироническая поэзия? Современный городской романс? Авторская песня? Лубок? Стилизация?

Кажется, вот-вот поймаешь слово, прикнопишь поэзию термином, как листик в гербарий, как бабочку – под стекло. Не выходит. Выпархивает и летит себе дальше, весело и беззаботно, а ты, упаренный и красный, гоняешься за нею с сачком. Ну просто, как выражался Владимир Владимирович, не нынешний, конечно, а поэт: поэзия – пресволочнейшая штуковина, существует – и ни в зуб ногой! Ироническая поэзия - это тоже своего рода ящичек, куда пытаются запихнуть стихи Казанцевой. Туда их, к Иртеньеву поближе. Тем более, что ему нравятся ее песни.

В том-то и дело, что когда встречаешься с по-настоящему новым в поэзии, как-то растерянно распахиваешь рот и не знаешь, что делать. Куда? В какой ящичек? А страсть рассовывать по ящичкам в нас ох как сильна. Ну хотя бы, чтобы не маячили вечно перед глазами эти странные вирши

Я - писательница главная страны.

Нет главнее ни в Москве, ни в Ленинграде.

Никому со мной не сдюжить и не сладить.

Я пишу, а вы читать меня должны.

Я –

            писательница -

                                        главная -

                                                          страны.

Ну что с этим произведением искусства прикажете делать?
А так – занес в рубрику «ироническая поэзия», и все довольны.

Многие поэты и поэтики и сами хотели бы в какой-нибудь ящичек (в хорошем смысле!). Тогда вроде ясно, откуда ты пришел, куда идешь и за что тебе деньги платить. Интеллектуальная лирика. Любовная лирика. Пейзажная лирика. Медитации. Баллады. Ироническая поэзия. Еще чего-нибудь в этом роде и классификация готова.

Настоящий поэт никуда целиком не укладывается, это ясно. В древние времена, в рамках мощных традиций – пожалуй. Петраркианство какое-нибудь. Венок сонетов. Или символизм. Чем не школа?

Одинокие и часто не слишком сытые настоящие поэты совсем не прочь куда-либо приткнуться. В какое-нибудь местечко, где любят, понимают, кормят и лелеют. И поэтические вечера устраивают. Вот Иртеньев получил (наверняка сам придумал) кличку-клише «Правдоруб», место в интернет-газетах и юмористических передачах. И, даже при своей мрачноватой мине, кажется, доволен жизнью. Не каждому дано сегодня поэзией прокармливаться. А другая «Елка в Кремле» может ведь и не сочиниться. Но стиль уже выработан, сам себе ящичек смастерил, индивидуальной работы – и слава Богу.

И каждый себе подобный ящичек или, скажем, полочку тачает. И Казанцева тоже - чай, не хуже других.

Стою себе на полочке – сто двадцать экземпляров.

Мне ничего не хочется – я просто так стою.

А если вдруг захочется, возьму свою гитару,

припомню строчку первую и песенку спою.

Откуда она явилась к нам? Где ее поэтические корни? Обериуты какие-нибудь? Хармс? Андергрунд восьмидесятых, Пригов и Ко.? Может быть. А может – и не из поэзии вовсе? Довлатов, например, с его как бы непритязательной прозой часто вспоминается. То же переплетение жизни и искусства. Та же, будто бы несуществующая дистанция между автором и персонажем...

Вот и вся история простая.

Ты не прав, я тоже не права.

А в деревне детки подрастают,

Слава Богу, бабушка жива.

Вроде бы все жутко автобиографично («ну прям ^' из жизни!»), и ты уже готов взрыднуть над несчастным отправленным в деревню ребеночком... Новый наивный стиль, однако, не раскрывает свои секреты первому встречному. И в душу к автору так просто не залезешь - ни в сапогах, ни в домашних тапочках.
Впрочем, русская поэзия играет с доверчивым читателем со времен своего золотого века:

И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей...

И все эти полтораста с лишним лет, прошедшие со дня выхода в свет пятой главы «Онегина», доверчивый читатель, развесив уши, ожидает банальнейшей рифмы «розы» (это среди зимы-то???).

Ну что ж – лови ее скорей!

Кто замечательно прокалывается на Казанцевой, это снобы и всякие-разные суперэстеты. Они-то точно знают, что есть высокое искусство, а что не есть. А тут им подсовывают нечто и на поэзию-то непохожее, какие-то женские охи-вздохи, притом без утонченной ахмадуллинской лексики, без бешеной энергетики Цветаевой, без ахматовского Петербурга, за которым – весь Серебряный век. А тут - что?

Я люблю мужчинам строить глазки.

Но не всем, а только молодым.

Я пишу коротенькие сказки –

легкие, как сигаретный дым.

Или:

О Рим, Париж, Неаполь и Марсель!

Купи мне, папа, эту карусель!

Чтоб я каталась с ночи до утра –

Неаполь, Рим , Париж et cetera...

Ценитель Истинной Поэзии скривится («тоже мне стихи!»). Все не так просто, дорогой. А ну - попробуй-ка! С той же легкостью, с тем же лаконизмом, с этой неподражаемой наивно-иронической интонацией. И, пожалуйста, без ложного глубокомыслия и пафоса. Высшая виртуозность - она спрятана, не видна. И потоки пота со лба художники – были они или не были? Были, конечно. Да какая читателю разница! Вещь сделана мастерски, аккуратно, выстроена до последнего предлога и запятой, промыта до прозрачной ясности. Кажется – дно близко, рукой потрогать. А попробуй – нырни-ка, воздуха не хватит.

И еще: Казанцева не певица, но у нее потрясающий голос, кристально чистый, не оставляющий ни один оттенок стиха неуслышанным. И в этом смысле она – в русле самой лучшей, самой высокой традиции авторской песни, той, которая идет от Булата Окуджавы. И, может быть, от Юлия Кима.

Она не бежит вечных женских тем, а напротив с редкостной храбростью пишет жалостные стихи про любовь, конечно же, несчастную. Про женщину. Конечно же, одинокую, но в чем-то гордую. А в чем-то – нет.
Помните?

Остывают вареники синие.

Я их выброшу к чертовой бабушке.

Я красивая, гордая, сильная.

Я на завтрак сготовлю оладушки.

Очень жизненно все излагает Казанцева. Душевно очень. Прямо как Алла Пугачева (та, которая женщина, которая поет). Народная, в общем, поэзия.

Не разевай варежку, читатель! И особенно читательница. Над тобой посмеиваются, впрочем, довольно беззлобно, и даже с сочувствием.

Куда девалось Ваше чувство?

Оно исчезло без следа.

Меня спасет мое искусство,

А Вас - ничто и никогда.

Или – мое любимое:

И денег нет, и вечер догорает.

И никуда без денег не пойдешь.

А в ресторане музыка играет,

А у меня от музыки балдеж.

Но я, увы, сегодня слишком нищий,

Мне не дано отведать трюфелей,

И я живу одной духовной пищей,

Мне от нее становится теплей.

Какое великолепное смешение французского с нижегородским! Какая удивительная стилизация!

На самом деле – как часто бывает у настоящих сатириков – у Казанцевой строгий и честный взгляд на мир, без иллюзий, без Голливуда, чеховский взгляд. И лаконизм отсюда же. Чего туман наводить и сопли размазывать? Уложить всю эту девичью дурь и глупость, и сентиментальность, и вздохи, все эти конфликты и дрязги, скандалы, измены, ревность, подозрения, разводы, всех брошенных детей, все несъеденные семейные обеды, флирты, бессонные ночи, всю эту романтику, заканчивающуюся пеленками, – уложить все это в шестнадцать стихотворных строк. Лучше в двенадцать. Или в две. И себя – в этот же лубок, вместе с Кафкой, Бродским и женской логикой.

Я сегодня помолчу.
Я понравиться хочу.

Елена Казанцева, прошу любить и жаловать.
Владимир Ланцберг замечательно сказал, что авторская песня должна быть или без претензий, или без изъяна.

У Казанцевой и вовсе удивительно получается.
Кажется, что без претензий. А на самом деле – без изъяна.

Роман Кабаков. Берлин